Чингисхан - Страница 107

107

– Джучи полюбил страну кипчаков больше, чем свой коренной улус. Он в Хорезме не позволяет монголам даже тронуть кого-либо из кипчаков. Джучи открыто говорит такие бесстыдные слова: «Старый Чингис потерял разум, так как разоряет столько земель и губит безжалостно столько народов». Джучи хочет во время охоты убить нашего отца и заключить союз дружбы с мусульманами, отделившись от монгольской Коренной орды.

Тогда Чингисхан загорелся яростью и отправил в Хорезм своего брата Утчигина и верных людей с приказом, чтобы Джучи немедленно прибыл к отцу. «Если же он откажется приехать и останется в Хорезме, – сказал Утчигину на ухо Чингисхан, – тогда ты молча ударь и без упреков убей!»

Джучи послал отцу ответ, что не может выехать вследствие болезни, и остался в степи у кипчаков. А верные люди писали Чингисхану, что хан Джучи здоров, часто ездит на облавную охоту и что поэтому они остались возле Джучи, чтобы выполнить приказ великого кагана.

Джагатай выехал обратно для управления своим улусом в Самарканд, а Чингисхан с двумя любимыми сыновьями, Угедэем и Тули, в начале года Собаки (1226) повел свое войско против тангутов и достиг места Онгон-Талан-Худун. Здесь он увидел страшный сон и стал говорить о близости смерти. Он послал за сыновьями, которые находились в другом отряде.

На другой день на рассвете прибыли Угедэй и Тули. Когда они насытились угощением, Чингисхан сказал другим лицам, присутствовавшим в юрте:

– У меня с сыновьями предстоит тайный совет. О наших заботах я желаю переговорить с ними в полном уединении. Вы все удалитесь.

Когда все ханы и прочие люди удалились, Чингисхан усадил возле себя обоих сыновей. Сперва он давал им советы относительно жизни и управления государством, а затем сказал:

– Внимательно запомните все, дети мои! Знайте, что, против моего ожидания, настало время моего последнего похода. С помощью покровителя монголов, бога войны Сульдэ, я покорил для вас, мои сыновья, царство такой необычайной ширины, что от пупа его в каждую сторону будет один год пути. Теперь говорю мой последний завет: «Всегда уничтожайте ваших врагов и возвеличивайте ваших друзей», а для этого вы должны быть всегда одного мнения и все действовать как один. Тогда вы будете жить легко и приятно и наслаждаться своим царствованием. Моим наследником я оставляю, как приказал раньше, Угедэя. После меня он должен быть объявлен великим каганом и поднят на белом войлоке почета. Стойте крепко и грозно во главе всего государства и монгольского народа и не смейте после моей смерти извращать или не исполнять «Ясак». Жаль, что сейчас здесь нет моих сыновей Джучи и Джагатая. Жаль! Пусть же не случится так, что, когда меня не будет, они извратят мою волю, будут между собой враждовать и заведут в царстве губительную смуту! Хотя всякий желает умереть дома, но я отправляюсь в последний поход ради достойного моего воинского имени. Разрешаем вам идти.

После этого Чингисхан двинулся с войском дальше. По пути правители встречных племен и городов приходили один за другим и заявляли о своей покорности. Один хан явился с подносом крупных жемчугов и сказал: «Мы покоряемся!» Но великий хан, чувствуя близость кончины, не обратил на жемчуг внимания и приказал рассыпать его в степи перед войском. Все воины собирали, но много жемчуга потерялось в пыли, так что и потом люди искали его и находили.

– Каждый день для меня теперь дороже подносов с жемчугами, – говорил Чингисхан и был полон забот и тревоги.

Тогда царь тангутский прислал вестников к Чингисхану. Он их не принял, и тангутские послы передали такие слова великому советнику кагана Елю Чуцаю:

– Наш царь несколько раз восставал против великого кагана, и после всегда в нашу страну вторгались монголы, убивали народ и грабили города. Нет толку в сопротивлении. Мы пришли на служение Чингисхану, просим мира, договора и взаимной клятвы.

Елю Чуцай ответил послам:

– Великий каган болен. Пусть царь тангутов подождет, пока Чингисхану будет лучше.

Болезнь Чингисхана день ото дня усиливалась; он ясно видел близость кончины и приказал:

– Когда я умру, то ничем не обнаруживайте моей гибели, не подымайте плача и воплей, чтобы об этом не узнали враги, не обрадовались и не воодушевились. Когда же царь и жители тангутские выйдут из ворот крепостей с дарами, бросайтесь на них и уничтожайте!

Великий каган лежал на девяти сложенных белых войлоках. Под головой была седельная замшевая подушка, на ногах покрывало из темного соболя.

Тело, длинное и исхудавшее, казалось невероятно тяжелым, и ему, потрясавшему мир, было трудно пошевельнуться или приподнять отяжелевшую голову.

Он лежал на боку и слышал, как при каждом вздохе раздавался тонкий звук, точно попискивала мышь. Он долго не понимал, где сидит эта мышь. Наконец он убедился, что мышь пищит у него в груди, что, когда он не дышит, замолкает и мышь и что мышь – это его болезнь.

Когда он переворачивался на спину, он видел над собой верхнее отверстие юрты, похожее на колесо. Там медленно проплывали тучи, и раз он заметил, как высоко в небе пролетал едва видный косяк журавлей. Доносилось их далекое курлыканье, зовущее вдаль, в новые, невиданные земли.

Каган вспомнил, как он хотел проехать до Последнего моря, но уже на границе Индии не выдержал жары и все его тело покрылось красными зудящими пятнами; тогда он повернул войско обратно в прохладные монгольские степи.

Теперь, ослабевший и беспомощный, он погибает в холодной тангутской долине между лиловыми горами, где утром вода в чашках обращается в лед. С каждым мгновением силы покидают его, а лекари обманывают или не умеют найти траву, которая поможет снова сесть на коня и помчаться по степи за длиннорогими оленями или за желтыми непокорными куланами…. Куланами?.. А где красавица, непокорная Кулан-Хатун?.. И ее уже нет!.. Итак, прав китайский мудрец, что средства получить бессмертие – нет!..

107